ГОРОДА, ГОДЫ и ЛЮДИ
«Все, что мы все делаем, и есть служение Культуре, человечеству и тем самым миру всего Мира».
Николай Рерих, 1932 г. С.313
«Творчество А.Б.Постеля оставляет впечатление удивительной цельности, гармонии, теплоты, излучаемой творениями и их создателем. Благородство, доброта, истинная интеллигентность, высочайшая профессиональная и нравственная требовательность к себе и окружающим <…>, высокое служение искусству и людям. «Нужно стремиться от души к душе», - писал Александр Борисович. Его творчество находило и будет находить отклик в человеке, потому что красота и добро всегда несут надежды».
Елизавета Шистер, Одесский художественный музей, 1990 г.
Предлагаемый читателю материал приоткрывает судьбу наследия Александра Постеля со времени проведения посмертной выставки работ художника в Одесском художественном музее в 1990 году.
По счастью, работы Александра Постеля, волею случая не канули в Лету, оказавшись в Израиле. До 1914 года они заботливо оберегались в коллекции его племянника Анатолия Финкеля. И, защищенные любовью семьи, сохранились так, что и ныне не требуют реставрационных мастерских. Они «дожили» до нас - благодаря близким художнику людям, на протяжении четверти века не позволившим работам офортиста стать предметом коммерции.
Важно, что сейчас они вернулись в Одессу – на родину Александра Постеля…
Израильский художник Анатолий Финкель подарил мне офорты своего дяди. Я передала их в Одесский Дом-музей имени Николая Рериха, в котором 20 ноября откроется выставка «Из посмертного наследия Александра Постеля в собрании ОДМ им. Н.К.Рериха».
Поступившие в собрание Одесский Дом-музей имени Николая Рериха работы Борисовича Борисовича Постеля – это 17 офортов, выполненных в период с 1939 года по 1979 год, карандашный рисунок, датируемый 1946-1947 гг., и фотографии из семейного архива Постелей-Финкелей. На одной из фотографий Александр Борисович выступает на открытии выставки Евгения Адольфовича Кибрика в Одесском художественном музее в 1976 году. На фотографии 1957 года – Александр Постель и Анатолий Финкель – дядя и его племянник…
Вехи жизни и творчества
Александр Постель родился в 1904 году в семье портного. Далее – доля, уготованная каждому подростку его сословия: начальное казенное училище, реальное училище. События Октябрьского переворота перевернули предопределенный ход течения жизни. С 1920 по 1929 гг. - обучается в Одесском художественном институте. Любимые учителя – профессор Т.Б.Фрайерман и офортист В.Х.Заузе. Учиться приходится с перерывами. В 1924 году он вступает в Ассоциацию революционных художников Украины (АРМУ), потом становится ее секретарем. В 1925-1926 гг. – проживает в Москве, где активно сотрудничает с издательствами, участвует в выставках как живописец. Но Москва – Москвою, а Одесса – мама.
С 1929 года Александр Постель – сотрудник Одесского художественного музея, углубляется в изучение истории изобразительного искусства. С 1931 г. и до начала Второй мировой войны – преподаватель Одесского художественного училища имени Грекова.
1941-1945 гг. связаны с Узбекистаном, где он преподает в эвакуированном в Ташкент Московском архитектурном институте, работает как живописец, офортист, занимается автолитографией, участвует в выставках, организации Республиканского художественного училища Узбекистана, становится его директором. В мире изобразительного искусства работы выпускников Ташкентского художественного училища, позже получившего имя П.П.Бенькова, выделяются романтизированным ощущением Средней Азии, не укладывающимся в рамки эпохи соцреализма.
В 1945 году Александр Постель возвращается в Одессу – город своего рождения, город личностного самовыражения и признания - свой до последнего вздоха…
В 1947 году он получает звание доцента, преподает в Одесском художественном училище, Одесском строительном институте, становится членом экспертно-закупочной комиссии Одесского художественного музея. 12 апреля 1963 году художнику присваивается звание Заслуженного деятеля искусств УССР.
Это те вехи в жизни Александра Постеля, которые помогают уяснить его место и роль в организации и развитии искусства советского периода.
Офортист своего века
В творчестве художника органично соединились дар живописца и графика. Александр Постель успешно работал в разных материалах и владел по сути всеми техниками. Дежурная дань жанрам? Возможно, но заветным оставался офорт. Да, да, именно офорт – от первой миниатюры 1939 года до последней награвированной доски – работы, датируемой 1988 годом.
Мастер офорта, Александр Постель получил всеобщее признание. Не буду перечислять групповые выставки – их более сотни. Персональных выставок при жизни художника – три, но все они удивительным образом демонстрируют всеобщее единодушие в оценке творчества Александра Постеля в разные исторические периоды. Это выставка 1946 года – в послевоенной Одессе – знаковая как факт возвращающейся культурной жизни города. Затем в 1965 году – в разгар политической оттепели (Одесса, Кишинев). Выставка в 1974 году - во времена «надежного застоя», когда изобразительное искусство было, прямо скажем, в почете. История переходила в современность, и все складывалось, и в рамках каждого из отрезков времени судьба к художнику благоволила. И не подводила «сухая игла» - тончайшая из техник печатной графики, полюбившаяся Александру Постелю как разновидность офорта.
Известно, сухая игла - весьма трудоемкий вид гравирования, что в немалой мере останавливает современное поколение графиков обращаться к этой восходящей к ХУI веку технике на металле. Однако выразительные качества сухой иглы столь художественны, что вопреки трудоемкости отдельные элементы этой техники стали органически дополнять другие виды гравирования, особенно при доработке резцовых гравюр. Владение сухой иглою требует физических усилий и, прежде всего, уверенной, профессиональной руки. Характер штриха и другие приемы использования сухой иглы сродни приемам рисунка пером. Почему? В каждой линии - ощущение руки гравёра как графика. Штрихи, с едва заметным изменением нажима на острую иглу и... ощущение исходящей от глубокой печати энергетики. Это то, что выделяет офорты, выполненные сухой иглою из всех форм глубокой печати. Это то, что стало стихией Александра Постеля.
Напомню музеи, в собраниях которых находятся его офорты: Государственная Третьяковская галерея, Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Музей гравюры и рисунка, Музей архитектуры имени Щусева в Москве. Офорты художника имеются в государственных музеях искусств Узбекистана и Среднеазиатского госуниверситета (Ташкент), украинского искусства (Киев), Музее русского искусства (Киев).
С особым пиететом к работам Александра Постеля относятся в Одессе. Они – достояние Одесского художественного музея, Одесского историко-краеведческого музея, Одесского музея им. А. С. Пушкина, Одесского государственного литературного музея, Одесского Дома-музея имени Николая Рериха.
Графические работы художника занимают почетное место в Львовском музее украинского искусства, в музеях изобразительных искусств Харькова, Севастополя, Симферополя, Сумы, Ужгорода, Хабаровска. А офорты имеются в собраниях Николаевского художественного музея имени В. В. Верещагина, художественных музеев Днепропетровска, Полтавы, Донецка, Либедина, Музее имени И. И. Бродского в Бердянске, в историко-краеведческом музее в Черновцах, Музее имени Артема в Луганске.
Работы Александра Постеля есть в Казахской государственной картинной галерее (Алматы), в собраниях государственных художественных музеев Молдовы (Кишинев), Беларуси (Минск), Эстонии (Таллинн), Таджикистана (Душанбе), Туркмении (Ашхабад).
Офорты Александра Постеля имеются в художественном музее Новокузнецка, картинных галереях Челябинска, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, в краеведческих музеях Волыни, Житомира, Херсона, музее-заповеднике «Михайловское», народной картинной галерее в Шушенском, в музейном комплексе Всероссийского музея А. С. Пушкина в Санкт-Петербурге и городе Пушкин, в Мемориальном музее Е. А. Кибрика в Вознесенске, в Коллекции Слищан в Пензе, в Среднесловацкой национальной галерее в Банска-Быстрица в Чехии.
Не знаю, кто еще из графиков того периода был бы столь полно представлен в музейных собраниях. И это закономерно: офортистов такого уровня в СССР было не столь уж много, точнее, слишком мало…
Для почитателей же гравюры – древнейшей из изобразительных техник – современный художник, овладевший техникой сухой иглы, в сознании многих своих современников невольно ассоциировался с мастерами этого жанра – Рембрандтом, Гойей, Цорном, Серовым, Митрохиным, Пикассо, Шагалом. В этом плане Постелю-офортисту, несомненно, повезло с избранной им стезею.
Как офортист, он получил известность и в Европе. В 1937–1938 гг. - представлял советскую графику на выставке в Лондоне. С 1955 по 1957 гг. - участвовал в выставках украинской графики, проводимых в Киеве, Риге, Москве, Варшаве, Кракове. В 1965 году – в ГДР, Венгрии, Александрии (ОАР).
С 1966 по 1983 гг. Александр Постель выставлялся в группе одесских художников в Варне, Сегеде, Марселе, Флоренции, дважды в Генуе, Балтиморе, Югославии, Сплите (СФРЮ), Оулу, Констанце (СРР), Лейпциге и Цвикау, участвовал в выставке советских, в частности, украинских книжных знаков в Братиславе и Афинах. В 1975 году Экспортный салон Министерства культуры СССР представлял работы Александра Постеля в Голландии и США.
Что и говорить, имя Александра Постеля ныне прочно связывается с классикой ХХ столетия и особенно дорого одесситам.
Однако о наследии мастера, оставшемся после его смерти, мало кому известно.
Посмертное наследие мастера и люди, сохранившие его
Это случилось в 2007 году. Однажды раздался звонок из Димоны – города на юге Израиля. Звонил художник Анаталоий Финкель, племянник Александра Постеля, хранитель его офортов (правда эти подробности я узнала спустя время). Извинившись, он сказал, что по его просьбе номер моего телефона ему сообщили в редакции центральной израильской газеты «Вести», на страницах которой время от времени появляются мои статьи. Анатолий пригласил на свою выставку в Тель-Авив в Музей ТАНАХа. Я проживаю в Иерусалиме, но смогла приехать, потом бывала и на других выставках художника.
Шли годы… Анатолий Финкель – человек интеллигентный, замечательный собеседник, благодарный читатель русскоязычной прессы и редкий из художников, кто прочитал все мои книги израильского периода. Со временем наши «телефонные бдения» стали носить более оживленный и открытый характер. Завязалась даже переписка – удивительная для нашего времени – не только по электронной почте, но от руки – на открытках и письмах в конвертах. Почерк у Анатолия разборчивый, как у школьника тех времен, когда я училась в средних классах. Нередко в конверт он вкладывал газетные вырезки с интересными статьями по израильскому искусству, публикации о себе, обо мне… Не всегда за всем уследишь, к тому же, например, приложение «Вести. Юг» к основному корпусу центральной израильской газеты выходит в свет только в южном регионе страны, поэтому остается вне моего поля зрения.
Однажды в разговоре с его женой Ларисой, та обмолвилась, как наша «несовременная дружба» неожиданно стала частью их семьи. Потом, по «сложившейся у нас традиции», также по почте выслала свои вышивки-аппликации с включенными в них фотографиями картин Анатолия. Преподаватель русского языка и литературы, она тактично заметила: «Галочка, это не для выставок. Я просто хочу, чтобы у вас осталось».
Так сложилось, что за эти годы я узнала о семье Финкелей гораздо больше, чем позволяла себе писать в печатном слове. Но нет правил без исключений. В биографическом эссе о художнике в книге-альбоме «Современное Израильское изобразительное искусство с русскими корнями» (Иерусалим, 2011), припоминая информацию, почерпнутую из телефонных разговоров, я написала и о том, что первые уроки рисования были получены художником от его дяди Александра Постеля.
На презентацию книги Анатолий пришел со старательно упакованной картиной. «Это – вам, Галочка, – за «Современное Израильское изобразительное искусство с русскими корнями». И спасибо за строки об Александре Постеле – моем наставнике, моем единственном учителе. Он подарил мне мир искусства. Все, что связано с дядей, - это то святое, что хранит наша семья». В тот момент, скорее по интуиции, чем по услышанным словам, я почувствовала, что ними стоит нечто большее, чем сказано. Почему? За годы общения я привыкла к тому, что Анатолий Финкель в устной и письменной речи изъясняется предельно четко, ясно и последовательно.
Дома я открыла тщательно упакованную картину. Это был мой портрет – композиционный портрет, с чертами натюрморта. На переднем плане – букет с белыми лилиями, рядом – раскрытый том, на страницах которого написано: «Галина Подольская «Современное Израильское изобразительное искусство с русскими корнями». На втором плане – гребни морских волн, из которых вырисовывался мой портрет, пальцы крепко сжимали «пушкинское перо», устремленное к страницам фолианта…
Жизнь – увлекательный сюжет… Я была тронута такой реакцией художника. Аллегория аллегорией, но в созданном художником образе читалась «книга моей жизни в Израиле» - книга, ставшая толчком для дальнейших действий в популяризации современных израильских художников не только в Израиле, но и в странах диаспоры. Это то, что позже вылилось в проекты передачи картин в музеи. Так должно было случиться - по закону бытия, когда унесенные ветром цветы возвращаются к корням и древу своего рождения плодами.
Через какое-то время Анатолий радостно мне сообщил, что подарил один экземпляр издания мэру Димоны , а второй выслал в свою родную Одессу – в Одесскую городскую библиотеку. По его интонации я поняла, что второе для него – гораздо значимее…
«Доски судьбы» и… подарок
У каждого времени свои приметы. Сегодня, если нет трансляций, компьютерных презентаций, изображений на экране произведения изобразительного искусства, означает, что и само произведение вроде бы того не заслуживает. А если ты не выставляешь свое сокровище в фэйсбуке, значит, ты не от века и мира сего.
Вопрос в том, что «продвинутые приметы» обострили во мне потребность в «непродвинутом» ощущении настоящего. Это чувство, которое возникает, когда я вижу произведение искусства, с которым вступает в диалог мое сердце. Это то, что движет мною в желании сохранить эту работу для вечности, чтобы и другие увидели ее, чтобы и их сердце забилось так же, как и мое, в лад мазку. Это тот старомодный эмоциональный порыв, который лежит в основе всей моей нынешней деятельности.
Работы Анатолия Финкеля имеются в израильских музеях, в частности в Музее ТАНАХа и в Яд ва-Шеме, во многих общественных помещениях Беэр-Шевы и Димоны. Живопись Финкеля есть в собраниях Астраханской государственной картинной галереи имени П.Догадина, Уманского художественного музея, Черниговского художественного музея имени Г.Галагана и, что составляет предмет особой гордости Анатолия, - в коллекции Николаевского областного художественного музея имени В.Верещагина, поскольку в нем есть офорты А.Постеля.
Летом 2013 года я работала над проектом «Израильская коллекция – Одесскому Дому-музею имени Николая Рериха» и предложила Анатолия принять участие в акции дарения. Как же он обрадовался! Оживился, преобразился, заговорил о родной Одессе! Вспомнил о Русском музее, как по-одесски называл Одесский художественный музей! И… о своем дяде Александре Постеле… Имя Александра Постеля всегда звучало в его устах как часть собственной жизни, как память о семье, в которой остались дорогие ему люди, события, очевидцем которых был он сам. В них - его города, годы и люди…
Напомню, что металлические пластины, с которых сделаны переданные в музей офорты, после смерти Александра Постеля хранились в семье племянника, относившегося к ним, как отрезку жизни семьи. Но, понимая их значение для искусства, перед отъездом в Израиль Анатолий Финкель передал их в собрание Одесского художественного музея. Процарапанные офортными иглами, они, как «доски судьбы», остались навечно в Одессе… Остались благодаря племяннику.
А вот с офортами просто не смог расстаться - сросся, как с частью бытия мира, в котором вырос. Так в 1991 году с семьей Финкелей в Израиль и перекочевали офорты А.Постеля, как семейные реликвии со штемпелями на обороте «Министерство культуры СССР. Разрешено к вывозу из СССР». С непонятной обычному гражданскому человеку графою: «9. Уполномоченный». В отделе, где ставили штемпеля, с улыбкой простачка слукавил: «Мол, наброски, этюдики. Ну, какие у наших интеллигентов еще заморочки бывают, чтобы все это у себя хранить?» И то правда: никогда не знаешь, что ожидать от чиновника.
В Израиле редко кому из выходцев из стран диаспоры предлагают оставить работу музее, сказать честнее: не предлагают вовсе. В 2005-2006 гг. Музей русского искусства в Рамат-Гане предложил Анатолию Финкелю взять офорты в музейное собрание. Звучало заманчиво, но что-то остановило. Сам был еще в силах. И в офортах, висевших в его димонской квартире, жил в цветущих акациях город, и память о Ташкенте в годы эвакуации, и портрет бабушки с тетей … Ах, если бы было поменьше годков да побольше сил…, то, наверное, и в Израиле могла бы состояться выставка офортиста из Одессы, да и офорты, скорее всего, продолжали бы «жить» в семье…
Я рассказываю обо всем этом, чтобы стало понятно, почему в ноябре 2014 года раздался вновь звонок от Анатолия Финкеля… Он поделился со мною, что в настоящее время Лариса тяжело больна и сам он уже не молод (88 лет за плечами…). Потом еще говорили о жизни, об искусстве, о том, как муниципалитет Рамат-Гана продал с аукциона картину В.Серова из коллекции Музей русского искусства (на мой взгляд, лучшую из собрания), подаренную в ряду других картин семьей Цейтлиных, о том, куда вдруг девался Музей ТАНАХа в Тель-Авиве, много о чем говорили. И вдруг… он неожиданно мне сказал: «Галочка, я хочу вам подарить офорты своего дяди. Вы лучше меня распорядитесь их судьбой…»
Я растерялась, зная, какое место в их семье они занимали, а потом ответила: «Они должны вернуться в Одессу и быть в музее». Потом предложила Анатолию написать воспоминания об Александре Борисовиче, поскольку то, что помнит их семья, - это последнее и завершающее звено памяти об Александре Постеле – значительном художнике ХХ столетия.
«Сухая игла» памяти
Переданные в Одесский Дом-музей имени Николая Рериха офорты образно можно назвать «сухой иглой» памяти, поскольку многие из гравюр носят автобиографический характер. Подборка сложилась таким образом, что, как классические мемуары, начинаются с детства, в данном случае, - с портретов членов семьи, запечатленных в гравюрных миниатюрах, выполненных в 1939 году. Перед нами - мать Александра Борисовича - Хана Постель. Она же – бабушка по материнской линии Анатолия Финкеля. И ее дочь Соня – родная сестра Александра Постеля. Она же – тетя Анатолия Финкеля.
Склонность к рисованию в семье передавалась на «генном уровне». «В моем роду еще были рисовальщики, не только Постель. Отец был модельером обуви. А модель надо нарисовать в разных проекциях. Вот это он и делал, очень заманчиво. Да и вообще, мог рисовать что угодно. Его рисунки внукам (моим детям) я храню. Мой двоюродный брат был архитектором. Первые свои творческие шаги он совершил тоже под требовательным наблюдением Александра Постеля.
Перед войной, в 4-м, 5-м классах я довольно часто посещал дядину квартиру на Садовой улице (громкое название для однокомнатной трущобы). Там я тихо усаживался, чтобы никому не мешать, и наблюдал, как дядя Саша работает. Он задумал сделать мой портрет. Сохранилась фотография, сделанная им тогда. А сам портрет не сохранился. Во время сеансов смотрел, как дядя работает. Задавал ему вопросы. Что и зачем. Воспоминания о том довольно смутные. Во всяком случае, проявилось любопытство: как это делается? Дядя отвечал». Таковы первые уроки, вдохновившие племянника на школьные «подвиги». «В школе, еще в 5-м классе, - вспоминает А.Финкель, - рисовал всякую смешную чепуху, чтобы вызвать интерес у соседки по парте. Это было еще до войны, а вот уже здесь, в Димоне, одна такая моя чепуха через десятки, десятки лет прилетела по почте из Ганновера от этой бывшей соседки. Эту бумажку я храню».
Поток памяти Анатолия не всегда непоследователен. Но у каждого мгновения – свой сюжет. А «сюжет, - любил говорить А.Постель, - движет творчеством…»
«Это было до войны. Помню такой случай. В 12 или 13 лет (точней не могу сказать) мы с родителями жили месяц на даче.
В мой день рождения явился дядя Саша с подарком – этюдником. В нем находились аккуратно нарезанные холстики, набор масляных красок и кисти. Подарив это великолепие, дядя Саша приказал мне рисовать только с натуры. А натуры было много – соседние дачи. Вначале наказ я выполнял старательно. Затем стало скучно. Фантазировать интересней – и я нарисовал штормовое море и тонущий пароход. Вскоре вернулись домой. На моем столике выстроили макеты кораблей, которые я выпиливал из фанеры. Я взял и использовал оставшиеся в этюднике масляные краски синюю и красную на их «закрашивание». А вот какой разнос я получил от дяди Саши! Есть что вспомнить. Ведь я получил по заслугам<…>.
Потом еще много было вопросов и ответов с наглядными пособиями. Уже больше информации я получил, когда Александр Борисович преподавал в художественном училище в Узбекистане, а я жил там же у них».
Независимо от времени и достатка: «Материалы для работы – святое, ну, а работа - святая святых».
Поступившие в Одесский музей имени Н.Рериха офорты – не просто документы истории. Они представляют эстетическую ценность как произведения графики. А Постель - признанный мастер городского пейзажа.
Гравюра «Улочка в Ташкенте» (1944 г.) словно светится переходами теплых тонов, едва успевая за солнечными зайчиками. Работа изысканно тонкая, проникновенная, передающая своеобразие местного колорита. Она притягивает своим обаянием и вкусом среднеазиатского города.
«Дядя был директором Ташкентского художественного училища, и я частенько приходил туда. Случалось заглядывать в аудитории. Там увидел, что такое натурщица». Думаете, что это что-то необыкновенное? Для студентов – все равно что стул или стол! И никаких сантиментов.
Как работают над гравюрой, Анатолий увидел позже – по возвращении из эвакуации.
«Дальше, уже в Одессе дядя просвещал меня в своей мастерской. Там я наблюдал, как он тонким резцом наносил линии на пластине. Требовалась необыкновенная аккуратность и тщательность. Ведь проведенную линию не поправишь и не уберешь. Бывало, я помогал ему печатать оттиски офортов на довольно громоздком станке, смотрел, как он наносил краску. Ведь это тоже искусство. Пробежали годы, и в этой мастерской дядя Саша наставлял уже моего сына основам художественной грамоты перед призывом его в армию. Эти знания сыну пригодились. А мне очень и очень пригодилось все увиденное и услышанное у него: выбор цвета для всех участков картины, правильных контрастов, подбор кистей, какова роль подмалевка и как на завершающем этапе проявляется основной творческий процесс.
Александр Борисович считал, что каждая картина имеет сюжет, даже простой пейзаж. Объяснял, что на холсте сначала нужно нанести контурные наброски. Он их делал углем. Объяснял, что можно мягким карандашом, едва касаясь холста. Перед выполнением сложной картины желательно делать эскизный набросок и даже не один, а еще многое-многое другое».
Среди переданных офортов – главным образом – видовые и городские пейзажи Одессы. Это серия изобразительных сюжетов о том, как поутру пробуждаются корабли и краны Одесского порта, как просыпаются мосты, как оживает песчаный приморский берег, как наполняются голосами одесские улицы и удивительные дворики, как расцветают акации и платаны… И во всем - движение жизни, каждому проявлению которой художник никогда не перестает радоваться. И все это тогда такое личное - сегодня – уже эпоха, овеянная настроением возрождающейся после войны Одессы…
Среди переданных в музей офортов – две работы из серии «Художники – офортисты». Простые, с изысканной композицией, образно отсылающие зрителя к «Капричосам» Гойи и «Мастерской скульптора» Пикассо, они посвящены выдающимся граверам эпох, с которыми вступил в диалог офортист из Одессы. И А.Постель-гравер не побоялся этого диалога, потому что к тому времени уже личностно состоялся и профессионально был «самим». Справедливо утверждение его современников о том, что работы Александра Постеля - это «неповторимый, индивидуальный стиль, виртуозное владение техникой, тончайшая живописность черно-белой гравюры, богатство чувственного, эмоционального восприятия природы и человека». (Цит. по : Заслуженный деятель искусств УССР Александр Борисович Постель: 1904 – 1989: Каталог выставки: Графика, живопись. Одесса: Одесский художественный музей, 1990. С.5).
Выставка – это праздник
«Я любил посещать персональные выставки Александра Борисовича. Помню как днем, в рабочее время, заявил начальству института, где я работал, что нужно посетить для обмена опытом одно конструкторское бюро и помчался в музей Пушкина смотреть Пушкиниану (серию офортов, выполненных дядей Сашей). Еще прихватил пару инженеров из моего сектора.
А вот посмертная выставка 1990 года в Русском музее удовольствия не вызвала. Я представлял семью, забот было много. Жена его – Маля – ходить не могла и помогала только советом. После выставки мне намекнули, что работникам музея надо сделать подарки. Конечно, картинами и офортами Александра Борисовича. Пришлось обойти всех их и расспросить, что они предпочитают: пейзажи, цветы, офорты… Обиженных, как будто, не было... Главное, что сама выставка состоялась. Жаль, что уже без моего дяди Саши... Но он всегда говорил, что для него любая выставка – это праздник…»
Выставка – праздник для тех, кого волнует эстетическая и историко-познавательная ценность искусства, кто видит в нем суть образного постижения мира, пытается постичь законы рукотворной красоты, кто черпает в нем духовные силы и полноту ощущения бытия.
Я закончила писать эту статью 19 марта 2015 года. Позвонила Анатолию для вычитки. Он сказал: «Галочка, вы, как всегда, вовремя! Сегодня – день рождения – Ларисы! Значит, будет нам, что читать! И чтобы вы мне были здоровы!»
Одесский Дом-музей имени Николая Рериха уже готовит выставку работ Александра Борисовича Постеля, на которую будут приглашены все музеи, в которых находятся работы офортиста.
Александр Борисович был убежден, что служение искусству и людям заключается в том, чтобы «стремиться от души к душе». Только тогда оно будет находить отклик в человеке. Он был прав: иначе его офорты не оказались бы сейчас музее…