Автор оригинала: Роман Любарский
Три источника и три составляющие мистицизма
http://poet.inf.ua/prose/558.html
По мнению Василия Кандинского, «истинное произведение искусства возникает таинственным, загадочным мистическим образом “из художника”. Отделившись от него, оно получает самостоятельную жизнь, становится личностью, самостоятельным духовно дышащим субъектом, ведущим также и материальную жизнь… Оно живет, действует и участвует в созидании духовной атмосферы». Именно таким произведением стала недавно вышедшая в издательстве «Филобиблон» (Иерусалим, 2006) книга, об авторах, названии и жанре которой будет сказано чуть ниже.
Пока что необходимо отметить следующее. На реализацию этого проекта ушел год. (Заслуга это или недостаток издателя – обсуждать не будем. За вычетом нескольких опечаток, книга удалась.) Но, видимо, задолго до этого звезды выстроились так, чтобы на Святой земле встретились, познакомились и образовали творческий союз уроженцы других земель – России, Белоруссии и Украины. Соответственно, речь идет об одной поэтессе и двух художниках: Галина Подольская, Иосиф Капелян, Аркадий Лившиц. Именно так представлено их авторство в книге.
Каждый из них прошел свой тяжкий путь познания, ибо легких путей ни в искусстве слова, ни в искусстве живописи не бывает. Галина, например, стихи писала с детства. В студенческие годы начала активно переводить Китса и Кольриджа. Избрав филологию основным родом занятий, защитила вначале кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию; с 1981 по 1999 гг. преподавала в Астраханском пединституте (ныне – университете), прошла путь от ассистента до заведующей кафедрой русской литературы. С 1999 года живет в Иерусалиме. В отличие от своих соавторов, давно получивших признание в Израиле, Галина находится, может быть, только в начале новой творческой карьеры.
Биография Иосифа Капеляна – самого старшего из авторов – наиболее богата. Ее основные вехи: Ленинградское художественное училище, Академия художеств (Минск), работа графиком при Институте археологии Тель-авивского университета, основание деревни художников Санур, 29 персональных и 128 групповых выставок. Его талант, по определению искусствоведа, профессора Григория Островского, отмечен «высокой культурой цвета и рисунка, заряжен энергетикой напряженных мистических, нравственных и собственно творческих исканий».
Аркадий Лившиц родился в Киеве. С 1974 года живет в Иерусалиме. Он участник многочисленных выставок в Израиле и Европе. Его картины находятся в частных коллекциях Франции, Германии, Польши, Канады, США, России. Он – член правления Объединения профессиональных художников Израиля. И он же – первый русскоязычный художник, чьи картины в 2005 году экспонировались в одной из самых престижных галерей – галерее Новой израильской оперы (Тель-Авив). Его работы всегда можно выделить среди прочих, ибо они отличаются своеобразной (тревожной и уравновешенной одновременно) образно-цветовой гаммой, а его излюбленный прием – смещенная перспектива.
Как видите, каждый из троих – состоявшаяся личность, за которой стоит свой собственный мир пристрастий и интересов, религиозных и философских взглядов, эстетических принципов. Что же объединило их под фантасмагорической обложкой книги с названием «Мистический осколок»? Может быть, контакт с высшей реальностью, чувство трансцендентного Бога и особый союз с Ним? Как правило, такое знание невыразимо для других. Но это люди особого дарования, тонко чувствующие эманации вышних сфер и преобразующие эту энергию в известные художественные формы.
Что представляет собой по жанру «Мистический осколок»? Это книга-альбом, где собраны лирические и живописные фантазии, «воплощающие неисчерпаемую духовность Святой земли и Вечного города», по определению писателя Владимира Фромера. Она продолжает почти утраченную культурную традицию художественных альбомов вековой давности.
Стоит ли говорить, что фантом этой книги возник еще при первой встрече Галины, Иосифа и Аркадия. И случилось это, естественно, на одной из иерусалимских выставок, где Галина появилась в качестве журналиста-репортера. Дальнейшее общение и дружба позволили ей побывать в «святая святых» – мастерских художников, пристальнее рассмотреть большинство их работ, вплоть до черновых набросков и эскизов. И чем дальше, чем больше она знакомилась с их творчеством, тем яснее осознавала, что ее стихи синонимичны целому ряду их живописных и графических работ.
Идея была поддержана, замысел воплощен. Причем, повторюсь, ни одна работа не была написана художниками специально. Наоборот, Галина правила и дорабатывала некоторые свои тексты. Таким образом, сформировалось пять поэтических циклов, которые начинаются и смыкаются в одной образно-символической точке: «Иерусалим».
Иерусалим… Земной и Небесный. Вечный и Святой. Колыбель трех мировых религий. Место, где совершается общение человека с Богом. Олицетворение Божественного видения, центр инспирации. Место надежды, исцеления, спасения.
***
Иерусалимский камень – краеугольный в судьбе человечества.
Камень – вечность и сновидение,
Камень – прочность и изменение,
Камень твой, Иерусалим.
Камень – тело, прикосновение,
Камень – дух, и камень – моление,
Камень твой, он неопалим.
Камень – смерть, отдохновение.
Камень – жизнь, смятенье, сомнение,
Очищение от проказ.
Камень – музыка, ритм, движение,
Вулканическое извержение,
Камень тот – исцеление нас…
(«Исцеление»)
***
Но только любовь – бестолковая птица –
Со мною в силки опрометчиво мчится.
И сердце усталое Иерусалима
Трепещет надеждою неопалимой.
(«Надежда»)
Идя вслед за У. Блейком, поэтесса использует «Иерусалим» как синоним для эманации, достигая, таким образом, мистического единения с ним, растворяется в его атмосфере, взлетая на крыльях любви и духовной свободы. Это встреча-причастие. Это встреча двух миров. Это проникновение. Взаимное проникновение.
***
Как звонкие кузнечики,
Из шелеста песков
Верблюжии бубенчики
Звенят из тьмы веков,
Поют псалмом Давидовым,
Вновь миражом маня:
Царь строил град невиданный,
А думал про меня.
(«Город золотой»)
***
Стеною воспаленною
Прижмись к губам моим.
И я любовью боль твою
Сниму, Иерусалим.
Пергаментом струящимся
Под женскою рукой
Ты ковылем лоснящимся
Вновь обретешь покой.
(«Три молитвы»)
***
Как голубь с дивным оперением
И белых облаков излом,
Иерусалим, еще мгновение –
И я сольюсь с твоим крылом!
Давида страстное моление
И камня светлого псалом,
Иерусалим, еще мгновение –
И я срастусь с твоим крылом!
………………………………………
Иерусалим – веков мгновение…
(«Голубь»)
Мацуо Басё в беседе с учеником однажды обратил его внимание на то, что истинная красота рождается, когда время и пространство встречаются в одной точке. Этой точкой отсчета и стал для соавторов Иерусалим. Но, кроме него, в книге изображены Яффа, Цфат и Циппори – места не менее удивительные, древние и мистические. В этом плане меня особенно впечатлила работа А.Лившица «Цфат» (1996), где реальное и, в то же время, символическое древо жизни на переднем плане осеняет, «обнимает» и «охраняет» возвышающийся, как бы парящий в лазурном небе, белый город. Город, где всегда преобладают два этих цвета. Город каббалистов и художников.
***
Здесь словно разговариваешь с Б-гом,
Освоив вмиг еврейский алфавит…
И на ухо мне что-то говорит
Сам Бар-Йохай в том граде белолобом…
От солнца белый, синеглазый Цфат –
Йерушалаиму молочный брат…
(«Два цвета каббалы»)
Галина Подольская не исповедует иудаизм, но тяготеет к его библейской мудрости. И в этом – доказательство ее способности адаптироваться к миру, в котором сейчас живет, и брать все то доброе и красивое, что накоплено в нем, синтезировав и трансформировав это по своему вкусу. Он внутренне ориентирован на европейскую культуру стиха и эстетику европейских романтиков. Ее лирические фантазии представляют собой практически все формы сонета.
Творение мистика – это дыхание его сердца. И воспринимается оно, прежде всего, не как сумма образов или символов, не как сумма информации, которую можно подвергнуть анализу, а как непосредственное состояние. Его этический императив – благоговение перед жизнью. Что особенно важно в это тревожное неспокойное время, когда красота жизни разменивается на «красивости», а сама жизнь обесценивается, когда люди так враждебны друг другу.
***
И пенный Посейдон ревниво мечется,
Чтобы, как встарь, любовь завоевать
Еще одной ракушки человечества –
Той, что посмела с вечностью играть.
Маяк сияет, как венец венчальный,
И перламутром волны налиты.
Парю над морем белой яффской чайкой
И не страшусь безумной высоты.
(«Легенда»)
***
Яффская чайка парит, или снова мне снится?
Вон – от луны до волны – аметистом горит…
Яффская чайка, а, может быть, синяя птица –
В теплых ладонях моих, безмятежная, спит?
(«Яффская чайка»)
От изящного эстетизма до милой простоты, от едва уловимого намека до полной обнаженности, от ассоциативной недосказанности до сверх-сказанности, обеспечивающей свободу понимания и интерпретации, – вот в чем стилевое своеобразие поэтического почерка Г. Подольской.
***
Что за истома душу наполняет?
Оцепененье чувств или недуг?
То лотос мне головкою кивает
И в воды Нила погружаюсь вдруг.
***
Грохочет сердце, как литавры,
От предвкушений нашей встречи:
Средь амазонок и кентавров
Маячат смальтовые плечи…
***
Надежда! Роковой холуй!
С мечтою обо всей Вселенной,
Летит с мозаик вдохновенный
И драгоценный поцелуй.
(«Дом Нила»)
***
О, Мона Лиза смальтовых видений!
Ты – светоч в вечности летящих лет!
Волна к волне всегда полна влеченья…
От глаз к глазам неисчерпаем свет…
(«Галилейская Мона Лиза»)
Большинство религий мира утверждает, что началом (исходным материалом) творения был звук. Видимо, «крик» нарождающейся Вселенной был подобен крику роженицы, усиленному в миллиарды раз. А может, это была музыка, которую Бог вдохнул в человеческий сосуд – наше тело – вместе с душой? Суфии считают: то, как слово употребляется в нашем языке, есть ограничение того звука, который предполагается в писаниях.
Когда читаешь вслух стихи Галины Подольской, а еще лучше – слушаешь ее голос, ощущаешь этот феномен:
Сам Бар-Йохай в том граде белолобом…
И пенный Посейдон ревниво мечется…
Волна к волне всегда полна влеченья…
Магический эффект звукописи. Эффект не только образно-смысловых, но и чувственных вибраций. Силой слова, силой звука можно настроить слушателя на такую высоту (волну), когда вибрации тела становятся равными вибрациям огня, морской волны, любовного трепета.
Из беседы с Галиной Подольской:
«Для меня мистика в творчестве – это всегда таинство, складывающееся из многих компонентов: владения художественным словом, образом, сюжетом. Есть незыблемое правило для писателя, которое и я стремлюсь выполнять: литературное произведение является средством единственного общения автора с читателем. Неважно, какие способы при этом оказываются задействованными, важно, чтобы читатель не мог оторваться от книги. В «Мистическом осколке» сквозным метафорическим образом является осколок смальты древних мозаик. Он не всегда напрямую «работает» в сюжете, но эмоционально его присутствие разлито во вселенной фантазий. Если это ощущение передается и читателю, я счастлива».
Мистицизм – как метод? Мистика – как цель? Кто может отказать в этом художнику?
Мистика – это описание внутренних состояний и переживаний человека, которое воспринимается как общение души с духовным миром, как непосредственные личные откровения о тайнах надмирного метафизического бытия. Всматриваясь в пейзажи Галилеи А. Лившица, в работы И. Капеляна («Окно», из триптиха «Врата», из серии «Экспрессия»), постепенно убеждаешься в этом.
Если допустить мысль о том, что наша жизнь мистична изначально, то мистика разлита во всем, что в нас и нас окружает. В сознательном и бессознательном, одушевленном и неодушевленном. Музыка, мечта, сон, память, вода, воздух, небо, земля, растения – как удивительны, загадочны, таинственны их состояния, изменения, превращения! Увы, не все научные законы способны объяснить их Божественную природу. Вспомните, например, высказывание Эйнштейна или легенду о том, как великого мудреца позвали к Александру Македонскому, чтобы просветить его о Боге. Чем больше размышляешь о Нем, тем более Он становится непознаваемым. Но важно идти по этому пути. И настоящее творчество, настоящее искусство – «мост между тобой и Богом» (Ошо).
Роман Любарский,
Бат-Ям, 2006 г.