Автор оригинала: Галина Подольская
Это может показаться неправдоподобным,
но история, которую я намереваюсь рассказать, произошла в Год Лошади.
Влюбленный человек – не просто человек. Он иначе устроен. Из массы предметов и событий, составляющих окружающий мир, в его памяти концентрируются лишь те, которые ему самому важны для объяснения причин овладевшей им страстной привязанности. На самом же деле все заранее предрешено судьбою.
Фотография из детстваЭто был сокровенный кусочек ее детства – чистый, как еще не долетевший до земли снег…
В те времена редко у кого были фотоаппараты, и люди торжественно ходили в фотоателье. Но в дни ярмарок, политических праздников и Нового года фотограф с тяжелой камерой на треножнике располагался в каком-нибудь людном месте. В городе на Нижней Волге чаще всего это происходило рядом с кинотеатром Космос. Вместе с фотографом на этот период возникали фанерные макеты в виде красочно разрисованных зверей. Каждый имел возможность получить не просто фотографию своего чада, но еще и верхом на облюбованном макете-животном. Отец Нины не упускал такой возмож-ности. Со временем в их семейном альбоме накопи-лась целая коллекция фотографий Нины в возрасте от трех до семи со всеми экспонатами этого декора-тивного зверинца.
Стояли предновогодние дни. Шел снег. Отец с дочерью шли по центральным улицам города, где продавались горячие пирожки с ливером. Ни одно деликатесное блюдо не могло с ними сравниться. Отец рассказывал смешные истории. В ее памяти они не сохранились, но навсегда запомнилось чувство радости жизни, подаренное отцовской лю-бовью. С годами, когда Нина стала старше, ощуще-ние это утратило свою остроту, но не исчезло.
На площади перед кинотеатром было оживленнее, чем обычно, а к фотографу выстроилась громадная очередь.
И тут Нина увидела, что место привычных зверей занял сделанный из папье-маше Дед Мороз. Он был в красном халате, отороченным белым мехом и расшитом золотыми звездами. Детвора собралась вокруг Деда Мороза, и фотограф едва успевал отщелкивать кадры желающих с ним запечатлеться. А неподалеку от шумной группы появилась еще одна диковинка. Взглянув на нее, Нина перестала интере-соваться всем остальным.
Перед ней стояла живая лошадка, чуть выше ее самой ростом, черная, с вышитой на татарский манер попонкой. Грива аккуратно заплетена в косички с серебряным дождем. Лошадка стояла смирно, и была настолько отрешенна от всякой суеты, что казалось, будто она живет в каком-то своем измерении, и не знает, что приближается Новый год, и что ее обязанность развлекать детей.
Девочка зачарованно на нее смотрела, а потом подошла и протянула недоеденный пирожок, пытаясь привлечь внимание. Но лошадка не реагировала. Ее темно-вишневые глаза были неподвижны. Самая слепящая снежинка не могла заставить их моргнуть.
В этот момент отец сказал Нине, что кормить живот-ное строго воспрещается, о чем написано в постав-ленной рядом табличке.
- Папа, ей грустно! Неужели этот дылда Дед Мороз не дал ей подарка? Она такая маленькая, а он такой большой!
- Ну, конечно же, принес, видишь, какая на ней красивая попонка? И съела она что-нибудь повкуснее нашего пирожка.
- Не может быть! Мой пирожок очень вкусный, просто она не знает об этом. И не узнает – из-за таблички.
Вот если бы детям не давали чего-нибудь вкусного и оставляли, как в наказание, одних! Пред-ставляю, что бы они здесь устроили!
- А грустит она из-за того, что все хотят сфотографироваться не с нею, а с Дедом Морозом, ведь у нас в городе никогда еще такого большого и красивого не было. Но Новый год пройдет, Деда Мороза уберут, и в другие праздники все будут хотеть сфотографироваться с нею. Так что не волнуй-ся, будет и у твоей лошадки хорошее настроение!
- Но она грустит сейчас! Я хочу сфотографироваться с ней сегодня!
Нина смахивала снежинки с лошадиной гривы, что-то лепетала ей на ухо. Когда наступила их очередь, фотограф усадил девочку в седло. И вдруг в какое-то мгновение Нина наклонилась и обхватила шею лошади, прижалась к ее теплой спине, словно пытаясь почувствовать живое существо собственным телом. Лошадь как-то странно вздохнула, и Нина торжествующе сказала: «Она мне разрешила!»
Уже по дороге домой отец рассказал девочке о том, что маленькая лошадка – это пони, и она больше уже не вырастет. На Британских островах когда-то специально вывели таких лошадей для мелких крестьянских хозяйств. Так что маленький пони пользу приносил большую. Но это было в прошлом. Сейчас в Европе пони используются в основном в парках, садах – для запряжки прогулочных и детских экипажей. А теперь пони есть и в их городе.
Скорее всего, отец не хотел вдаваться в под-робности о том, что, видимо, полюбившийся дочери пони – один из не дотягивающих до породистости тех, что были в европейских парках, и куплен городскими властями у какого-нибудь заезжего зверинца.
- А ты знаешь, – сказал он дочери, – сейчас Год Лошади по восточному календарю.
Иерусалим. 24 года спустя
Первое, что поразило Нину в Иерусалиме, - необозримо высокое небо, по которому парили облака, казавшиеся белогривыми лошадками...
Второе – конная полиция, которая встретилась по дороге в день переезда в Иерусалим. Полицейские сидели на высокорослых, длинноногих отборных жеребцах с крупными устрашающими крупами. Приближение такого всадника к человеку, находя-щемуся на земле само по себе вызывало страх.
Уже потом Нина услышала песню одного подающего надежды местного барда, две строчки из которой звучали так:
Всадники Иерусалима, всадники -
Гордо шествуют по палисадникам…
Такой текст могли выдержать разве что стены аудитории местного культурного центра для репатриантов. Строчки запомнились Нине по нелепой устрашающей ассоциации или просто из-за рифмы.
В скромном парке с бронзовой лошадкой
В Иерусалиме мало скульптур, изображающих людей и животных, разве что лошадка в скромном парке на Кинг Джордж у центрального универмага. Если нужно было с кем-нибудь встретиться, как правило, Нина предпочитала этот садик с бронзовой скульптурой, тем более, что ее жизнь в Израиле состояла исключительно из встреч и переговоров.
Так сложилось, что по окончании курсов иврита, Нина, не пытаясь долго разбираться в себе, сразу стала дистрибьютором компании «Санридер», как здесь на американский манер называют распространителей продукции.
Неожиданно для самой Нины ее учительский талант на Земле Обетованной раскрылся с новой стороны. Сказался опыт преподавания в начальных классах советской школы: способность четко и популярно разъяснить обычному человеку азы того, что ему нужно для жизни. И что еще более важно – умение Нины разговаривать с клиентами, словно они ученики или их родители.
Однажды ей пришлось ждать дольше обычного, и она обратила внимание на девочку лет шести-семи, которая возила за собою деревянную лошадку на колесиках, белую в яблоках, напомнившую Нине о детстве. С девочкой был уже немолодой мужчина. «Отец», – отметила про себя Нина. И вдруг деревян-ная лошадка наехала своими колесиками прямо на носики впервые надетых Ниной туфель.
- Ну, осторожно же, – вскрикнула Нина. И подумала: «Вот досада. Не успела к ним сумочку купить, а уже без парадных осталась!»
- Извините, пожалуйста, это случайно, Алиса не заметила, заигралась, – сказал мужчина.
- Ну, конечно же, заигралась, – усмехнулась Нина, пытаясь скрыть раздражение.
- Алиса, нам пора, – обратился мужчина к девочке. И скажи тете «извините». Девочка без особого энтузиазма сказала: - Извините.
Прошло еще минут пять-десять. Нина вновь уткнулась в каталог-руководство «Санридер», в оче-редной раз пытаясь постичь тайны доктора Тай Пу Чина, придумавшего эти оздоровительные концен-траты, диетические добавки, средства по уходу за кожей, – все то, что она с выработавшейся уверен-ностью предлагала своим клиентам. Но почему-то не могла сосредоточиться и убедить себя, что проблемы душевного дисбаланса решаются сбалансированным питанием, нормализующим естественные процессы функционирования организма.
Самое удивительное, что ее клиенты убеждались в качествах продукции американской компании гора-здо быстрее, чем она сама. Но дело даже не в этом…
Нина действительно казалась ухоженной. Специфика работы не позволяла выглядеть ниже за-данного стандарта компании здорового образа жизни. Было единственное но: в ее ощущении жизни ничего не менялось к лучшему. И сегодня это ощущение казалось как никогда острым. Быть может, и поэтому тоже, когда она вновь услышала знакомое постуки-вание лошадкиных колесиков, то решила просто не обращать внимания. И вдруг прямо под нос, как лошади сено, Нине ткнули букет алых роз. Они исто-чали удивительный запах – совсем не такой, как от духов. Это был запах настоящих цветов – не искус-ственных букетов американских косметологов, кото-рые она сама рекламировала. Росистые лепестки коснулись лица, а глаза утонули в глубине алых бутонов. Нина вдруг представила розовые плантации Клеопатры и на миг почувствовала себя героиней женского романа. Она подняла голову:
- Это тебе, – проговорила Алиса, – мы купили их рядом с универмагом. Дядя Вадим сказал, что так будет лучше. Не обижайтесь на мою лошадку! – и помахала рукой.
От неожиданности Нина растерялась. Она забыла об оцарапанных новых туфлях и о том, что еще десять минут назад была раздражена. Стала искать глазами Вадима, но его не было рядом. По деревянному звуку колесиков Нина поняла, куда направлялась девочка. Посмотрев в сторону свето-фора, она встретилась с глазами дяди Алисы. Они были карими, как у ее отца. Даже курчавые седые волосы и те напоминали отцовские… Вадим мягко улыбнулся и помахал Нине рукой. А потом два силуэта слились с толпою людной улицы Кинг Джордж.
Нину охватила волна воспоминаний: отец, снег, пони, первомайские демонстрации, красные цветы, неожиданная смерть отца…
Сколько раз уже потом она сидела в этом са-дике с лошадкой, но Вадима с девочкой больше не встречала. И с грустью думала, что это место утра-тило для нее какую-то привлекательность. Цветы по-прежнему продавались рядом с универмагом, но никому в голову не приходило подарить ей букет. Однажды, заглянув в магазин уцененных товаров, Нина увидела там деревянную лошадку, белую в яблоках, прямо как у Алисы, и опять вспомнила о мужчине с девочкой…
Голубая лошадка и красный конь
Очередная встреча с клиентами у Нины была назначена в Культурном центре, на выставке художественного стекла. Сначала все рассматривали то, что помимо художественного стекла было развешано на стенах. Кто-то просто встречался со знакомыми, кто-то вообще пришел на традиционное «угощение».
Но главное зрелище разворачивалось у длин-ного стола. Перед стеклодувом стояла спиртовка и еще всякие добавки. На глазах восхищенных посе-тителей стеклодув выдувал фигурки зверей по выбору покупателя. Видеть, как в метре от твоих глаз «рождается» заказанная тобою фигурка, – есть в этом своя наивная прелесть. А уж детям и вовсе это кажется чудом.
И вдруг… Нина почувствовала какое-то неожиданное смятение, ей как бы послышалось постукивание лошадкиных колесиков. Ну, конечно же, Алиса с Вадимом были где-то здесь. И действии-тельно, они стояли у стола и наблюдали за стекло-дувом. Нине хотелось, чтобы Вадим ее заметил.
Она подошла к сцене, рядом с которой находился стол «кудесника» и сделала вид, что тоже наблюдает за рождением стеклянных фигурок, ожидая, когда мужчина с девочкой обратят на нее внимание. Несколько минут спустя так и произошло.
- Здравствуйте, – обратился Вадим к Нине. – Простите, не знаю, как Вас зовут.
- Нина, – ответила она и улыбнулась.
- Я – Вадим. Нина, идите в нашу очередь, мы Вас пропустим – улыбнулся Вадим. - Я не могу выйти, Алиска уже выбрала себе фигурку.
- Не стоит. Я как-то не намеревалась покупать. Но я с удовольствием наблюдаю за действом.
Наступила их очередь:
- Лошадку – голубую – вот такую! – отчеканила Али-са стеклодуву и указала пальцем на фигурку чуть больше наперстка.
- И еще – вот эту красную, – сказал Вадим, выбрав десятисантиметровую фигурку из стекла.
Потом втроем они стояли у стола со сладостями и пили сладкий чай с дешевыми солеными крен-дельками. Настроение было прекрасное. Взгляды Ва-дима и Нины постоянно встречались, и Алиса была совсем не той замкнутой девочкой, а радостной и увлеченной. Она приблизила купленную ей голубую лошадку к глазам и рассматривала сквозь нее все, что было вокруг, открывая свою страну чудес!
Обратившись к Нине, Вадим сказал:
- Нина, можем подвезти, но вначале Алиску к отцу забросим.
- Спасибо, – согласилась Нина.
Алису завезли к отцу. Потом заехали в кафе, выпили по чашечке кофе, болтали обо всем и ни о чем существенном, перешли на ты. Уже у дома Нины Ва-дим достал купленную у стеклодува фигурку лошади из красного прозрачного стекла и сказал:
- Спасибо за вечер, Ниночка, это – тебе.
- Ну, зачем же?..
Нина почувствовала фальшь в собственном голосе… Было видно невооруженным глазом, что она почти счастлива. В кои-то веки в ее жизни мужчина дарит ей такую изящную и, по ее представлениям, дорогую вещицу.
- Нина, я благодарен тебе за то, что ты не устроила сцены, когда Алиска испортила тебе туфли. Я хочу тебе объяснить кое-что: после смерти моей сестры, ее матери, несколько месяцев она была, как в воду опущенная… Грустная, молчаливая…
Нина ждала иного... Столько раз за вечер ей казалось, что она нравится мужчине, очень похожему на ее отца – интеллигентному, не совсем обычному, с какой-то своей судьбой, пока еще неизвестной, но прикоснуться к которой ей очень хотелось.
- Понимаешь, Нина, – Вадим инстинктивно взял ее за руку, ощутив бархат кожи, улащенной той самой американской косметикой, которую она распростра-няла, и не захотел выпускать, – ты очень, очень мне нравишься. Я не молод и, сказать честно, давно не ухаживал за женщиной. Есть и другие проблемы, которые мешают мне быть естественным с тобою…
- Я все понимаю, – с кривой усмешкой сказала Нина, неожиданно выдернув руку и почувствовав острое желание уязвить непонятно почему Вадима. – Это в твоей жизни – Купание красного коня, и время, чтобы в отглаженном костюмчике посидеть с племянницей в парке, размышляя о гармонии! А в моей – даже волшебные растительные экстракты ничего не меняют! Я изо всех сил цепляюсь за внешний мир, но красный конь топчет меня беспощадно... И мир – такой тусклый… Это в детстве был добрый пони, с серебряным дождем, яркими лентами в косичках гри-вы, с вышитой попонкой. На нем даже не таял снег… – она вдруг заплакала.
- Нина, успокойся, – сказал Вадим, обескураженный такой реакцией.
Он действительно давно ни за кем не ухаживал, тем более за молодой симпатичной женщиной, хотя сейчас это ровным счетом ничего не значило. Вадим по-человечески хотел утешить ее, но не находил нужных слов. И тогда как-то очень по-доброму он обнял Нину, по-отечески поцеловав ее волосы:
- Ты ведь все понимаешь, просто здесь мы не свободны душой и, как многие русские, самоеды. Мы привезли свой мазохизм из России и живем с этой болью, когда весь мир радуется жизни. Потом он вновь целовал ее волосы, и боль утихала. Нина успокаивалась, но не отстранялась от его тихой лас–ки. Когда губы Вадима достигли ее уха, он прошеп-тал:
- Будет другое настроение, приходи ко мне в мас-терскую. Покажу тебе свои скульптуры: ни одной лошади! Я скульптор, – он пошарил рукою в кармане пиджака и, нащупав свою визитную карточку, отдал ее Нине. А напоследок сказал, как когда-то отец: «Успокойся, моя девочка».
Скульптор - медальер
В России, да и в Израиле тоже, Нине не приходилось общаться с людьми искусства. Сам факт, что она находится в мастерской Иерусалим-ского, в прошлом московского, скульптора-медаль-ера, вызывал любопытство.
Вадим окончил Высшее художественное училище имени Строганова, имел четыре международных диплома за отлитые им медали, одна из которых посвящалась Данте. Помимо стран Восточной Евро-пы он выставлялся в Германии,Чехословакии, Фин-ляндии, Франции. Когда же Нина узнала, что и в Иерусалиме на территории Музея Катастрофы есть работа Вадима, ее воображение дорисовало портрет скульптора в невообразимой проекции.
На одной чаше весов оказался Праведник Мира шведский дипломат Рауль Валленберг, на другой – посвященная ему мемориальная композиция, выполненная Вадимом. При этом его искусство перевешивало.
В Израиле Вадим получал заказы от «Госу-дарственного монетного двора» для изготовления образцов юбилейных медалей. Выполненные им медали были действительно великолепны. Нина не могла оторвать от них глаз. В каталоге работ Вадима, изредка попадались и фотографии медальера, на которых он был моложе и нравился ей, и она уже не думала о нем, как об отце…
Но медали медалями, а скульптура как нечто личное всю жизнь «не отпускала» Вадима, и это было видно по его мастерской.
Однако после гармоничности и внутренней цельности, которую излучали медали, отлитые Вадимом в России, скульптуры последних лет произ-водили странное впечатление. Все мелкие, в основном из глины или алюминия. Она не могла оценить такого выбора в материале. Наконец, уж просто не могла понять: почему Вадим предпочитает ваять всяких земноводных и пресмыкающихся, тупоголового змея, ящерицу, озлобленного крокоди-ла, потом еще какую-то крысоподобную обезьяну. И все они – с печатью ущербности, неполноценности. В ее представлении скульптор уровня Вадима должен бы возводить памятники вроде «Медного всадника», на худой конец – отливать вздыбленных красавцев или крылатых пегасов на театрах…
- На крупные фигуры металла много надо, – отшутился Вадим.
- Но ведь ты мог бы сделать тех же стройных клас-сических коней в размер стеклянной лошадки у стеклодува.
- В настоящем искусстве – это пошло. Я никогда не перестану искать новые художественные формы. Сейчас классика – это только повторение того, что уже давно было. Впрочем, есть и другие суждения. Но, как показывает опыт, в искусстве нужно «делать себя»…
- Ну, и что! Красивее той фигурки, что ты мне подарил, у меня в жизни не было. И муж ничего не сказал, подумал, что на развале купила. Теперь стоит на комоде, а взгрустнется, в мыльной воде ополосну, шерстью натру, знаешь, как сияет? А если солнце на стекло попадает, то на стене появляется алый солнечный зайчик.
- Ты непосредственная, как моя Алиска! Не приду-мываешь себя… Сказать по правде, я обожаю лоша-дей. Во время учебы в «Строгановском», даже специально ездил к ребятам в колхоз, посидеть в ночном. Да и в Москве, знаешь, какой ипподром? А вот здесь настоящие лошади не по карману. Разве что на конную полицию, как взглянешь, так и вздрог-нешь. Не знаю, что это за порода, но уж очень мощные кони.
- Это точно, – согласилась Нина, вспомнив об их устрашающих крупах.
Он подошел к ней сзади, обнял за плечи и шепотом сказал:
- Мы не дети, Нина, давай поедем куда-нибудь? У меня есть идея…
- Я подумаю, – отозвалась Нина, почувствовав от его прикосновения прилив забытой нежности. На сле-дующий день она сообщила мужу, что фирма проводит «Обучающий семинар» по продукции компании. Так что ей предстоит поездка на Мертвое море.
Страна гуигнгнмов без сбалансированного питания
Вадим заказал день отдыха в отеле «Голден Тулиб», что в переводе с арабского обозначает золо-той тюльпан. Обычно на Мертвое море она ездила с районной маршруткой на бесплатный пляж. А здесь – дворец из стекла и мрамора, в котором – открытый бассейн в форме тюльпана, в помещении – бассейны с водой Мертвого моря, – минеральной, подогретой и холодной. Турецкая баня, финская сауна, русская баня. Разные виды душей, китайский массаж – в четыре руки. Комплекс косметических процедур «Клеопатра». Завтрак, обед и ужин – в ресторане и в баре. В общем, «Золотой тюльпан» поразил Нину своей роскошью. Все это казалось просто несопоста-вимым с дистрибьюторской жизнью, которую в ее кругу считали не самой плохой. Она чувствовала, что Вадим знает толк в красивой жизни и, как человек искусства, хочет ввести ее в эту красивую жизнь, поэтому перестала сопротивляться своим внутренним комплексам, решив плыть по течению с приятным ей мужчиной.
Завтрак начался в баре «Кастилья», оформленном в стиле рыцарского замка. У входа стоял рыцарь в доспехах с упирающимся в пол мечом, ну, прямо как из Оружейной палаты. На стенах – развешаны рыцарские знамена и щиты «Ордена Льва» и «Ордена Медведя». По левую сторону – витраж на сюжет из рыцарской жизни. По правую – столы, высокие кресла, скамейки. Они отражались в сводчатом зеркале готической формы, а рядом располагался камин. С потолка спускались двухъярусные стилизо-ванные люстры, мягко рассеивали свет, не доходя до интимных веранд в уголках бара.
Нина с любопытством озиралась по сторонам, рассматривая картины.
Вот рыцарский турнир: два всадника в шлемах с цветными перьями, обнажив свои мечи, несутся навстречу друг другу. А вот триптих из жизни одного рыцаря: сначала на белом коне он едет за невестой, потом – переговоры с отцом, также сидящем на скакуне, на третьей картине рыцарь возвращается с нею в свои земли. Нину опьянял аромат рыцарских времен со звоном мечей и стуком копыт под готическими сводами «Кастильи».
- Вадим, ты специально во всем выбираешь «лошадиную тематику»? – обратилась она к своему спутнику.
- В данном случае, да. Я же чувствую, что тебе это нравится. Ты светишься! И мне приятно читать удивление, радость в твоих глазах, наивную жажду жизни. Вот мою жену ничем не удивишь. Раньше мы с нею много ездили за границу, так она ни одного сэндвича на улице не съела. Только приличный ресторан, к блюдам которого предъявлялась не мень-шая критика. Впрочем, что говорить о ней, если я и сам давно ничему не удивляюсь, разве что подыг-рываю Алиске.
Когда в обед они спустились в ресторан, Нина от души рассмеялась:
- Вадим! Опять лошади!!! Это – нечто!
Он обнял ее за талию, тоже улыбнулся и сказал:
- Ну, что ж, моя Прекрасная дама, пожалуем в итальянскую провинцию!
Перед глазами было пятнадцатиметровое мо-заичное панно с пятью сельскими сюжетами из жизни белой лошади на пленэре – лошадиный рай…
- Помнишь, утопию Джонатана Свифта – страна гуигнгнмов – страна прекрасных лошадей? Свифт был уверен, что их мир - венец общественной гармонии, не доступной человеку.
- Свифт ошибался? – с любопытством спросила Нина.
- Ошибался ли Свифт? Пожалуй! Гуигнгнмы ели только овсянку. Зачем нам их аскетизм, когда мы с тобой в ресторане отеля пяти с половиной звезд! И сегодня делаем все вопреки сбалансированному питанию!
Вадим взял руку Нины, поцеловал каждый пальчик, еще раз ощутив безукоризненное влияние американской косметики, а потом добавил:
- Свифту очень не повезло…
В трюме
Она вернулась домой уже ночью. Потом не могла уснуть. Чувства и эмоции переполняли. Нина думала о Вадиме, мысленно приписывая весь антураж отеля достоинствам своего спутника. Господи! Как хорошо жить! Жить в свое удовольствие!
Сон так и не шел. В три часа ночи Нина под-нялась с постели, подошла к комоду, взяла в руки красную стеклянную лошадку. Захотелось подержать ее, но инстинктивно Нина начала протирать фигурку, затем вдруг решила сполоснуть ее в жидком мыле и натереть шерстяной тканью. Нина тихо радовалась собственному фетишизму и ощущению, которое ей доставляло купание красного коня.
За этим занятием и застал ее муж, проснувшийся от этих ночных передвижений по квартире.
- Что-то ты на Мертвом море была, а не загорела. Обычно после поездки неделю своими «санридера-ми» мажешься… Нина промолчала.
- Опять на лошадь любуешься? Подожди, вот на работу нормальную устроюсь, тогда «табун» себе в «Долларе» купишь, – с нескрываемой иронией заме-тил муж. – Помню, была еще такая душещипательная песня о лошадях, длинная-длинная, как раз для стройотрядовских ночей:
Шел корабль «Глория» своим названьем гордый,
Океан пытаясь превозмочь.
В трюме, добрыми качая мордами,
Лошади томились день и ночь.
Они были в трюме, как в плену,
А корабль гордо шел ко дну.
Жалостливая, но красивая песня, хотя, может быть, кое-какие слова я и переврал… Ну, ладно, Нинок, думай, а я пойду спать.
Она резко выключила свет и, укрывшись с головой одеялом, почувствовала себя одной из тех лошадей в трюме…
Свифт и ширпотреб из Старого города
Дальнейшие события могли бы развиваться и иначе, если бы не фатальная влюбленность, овладев-шая Ниной. Это было состояние кристального, как снежинка, счастья, которой предназначено растаять в ревнивых поворотах судьбы, не терпящей счастлив-цев. Отец, снег, пони, демонстрация, красные цветы, смерть отца…
Приближался день рождения Вадима. Он сказал, что они отметят этот день в «Голден Тулибе». Нина ждала с нетерпением. Оставалась одна проблема: «Что подарить?» Вадим – человек со вкусом. С коллегами по художественному цеху они обычно обмениваются собственными произведениями. Больших денег у нее не было. И тут она вспомнила, что в Старом городе видела фигуры разных животных – верблюдов, слонов, жирафов и лошадей. Они были сделаны из папье-маше и оклеены нас-тоящей кожей. Когда-то они были весьма популярны среди туристов, но за долгие годы настолько при-мелькались иерусалимцам, что ассоциировались только с арабами, занимавшимися этим нехитрым промыслом.
Но красный конек на комоде подсказывал Нине: «То, что кажется нелепым со стороны, может оказаться очень даже оригинальным, поскольку такой подарок будет от тебя, а не от кого-нибудь другого».
Однако у сувенирного прилавка в Старом городе Нина смутилась: перед ней красовался табун кожаных скакунов – от дециметра до метра ростом. Половина – вздыбленных, стоящих на двух задних ногах и хвосте, половина – в пасторальной позе на траве. И тут Нина вспомнила, что у Вадима никогда не хватало металла на крупную скульптуру.
- Решено, – подумала она, – выбираю самую большую!
В этот день к стране гуигнгнмов «Голден Тулиба» добавилась еще одна – в пакете у Нины. Глядя на него, Вадим шутил, сколько же подарков она припасла к этому дню. В номере, пока Вадим куда-то вышел, Нина водрузила вздыбленного коня на прикроватную тумбочку. Увидев подарок, он не удержался от веселого смеха…
Нину же переполнял поток чувств:
- Вадим, я очень тебя люблю, и мне очень хотелось подарить тебе что-то большое. Понимаешь, я была убеждена, что моя жизнь уже не сулит ничего нового и красивого. Но те первые красные розы, твоя красная лошадка, заставили меня вспомнить о том, что жизнь – это яркость и радость, и что есть на свете любовь. Только не перебивай меня и ничего мне не говори, в этой жизни я давно в трюме, как поется в одной песне…
Он смотрел на нее, словно на любимого ребенка, который если выплескивается, то только целиком или не открывается вообще. Она была как снежинка, готовая вот-вот растаять. Но до этого последнего момента ей надо было успеть все сказать:
- Я не знаю, что будет завтра…
- Ну, почему же? Завтра мы увидимся!
- Не надо, не перебивай меня. Может быть, это завтра вообще не наступит, потому что слишком прекрасно сегодня. Но раз уж, как там у Свифта, гуигнгнмы всегда присутствуют в наших с тобой отношениях, пусть эта лошадь будет всегда напоминать тебе обо мне… Знай: я никого никогда так не любила!
- Милая моя девочка. Как же такое счастье свалилось на меня?! Иди ко мне, моя последняя любовь… Уж у кого-кого, а у меня точно ничего такого уже не будет...
Он обнял ее нежно и крепко, словно в последний раз. Неожиданно взгляд Вадима упал на кожаную лошадь, и он вновь мягко улыбнулся, вспомнив о том, какой наградой посчитал для себя Гулливер поцеловать копыто гуигнгнму. Вадим наклонился и поцеловал мягкую Нинину лодыжку.
- Свифт был не прав? – рассмеявшись, спросила Нина.
- Ну, просто ничего не смыслил в жизни!
Инцидент из-за вздыбленного жеребца
Когда Вадим возвратился домой с Мертвого моря, когда жена уже спала. Он поставил лошадь в спальной на прикроватную тумбочку и быстро уснул. Мебель в комнате располагалась таким образом, что тумбочка со стороны Вадима находилась у выхода к туалету. Вадим проснулся от жуткого крика.
- Ты с ума сошел, уже не знаешь, как сжить меня со света. Я встала в туалет, и вдруг эта мерзость упала мне на грудь. Как тебе в голову взбрело притащить ее в наш дом! Ты что перегрелся на своем Мертвом море?
Вадим нервно расхохотался:
- Редкое произ-ведение искусства вызывало у тебя такие бурные эмоции! Ни одна отлитая мною гадюка не пугала тебя!
Утром во время завтрака жена сказала:
- Я понимаю, ты все еще в депрессии после смерти сестры. Прости меня за истерику… Не буду говорить о том, что твои же коллеги будут просто подсмеи-ваться над твоей причудой. Но, если бы она была ма-ленькой… В конце концов, в спальню не все ходят… Потом я бы ее закрыла салфеткой, может быть, еще придумала бы что-нибудь и согласилась бы с тобой. Но эта покупка и в самом деле ни в какие ворота не лезет. Ни по форме, ни по содержанию. Вадим, ты – скульптор-профессионал. Нелепо развивать эту тему!.. Может быть, ты отнесешь лошадь в мастерс-кую? – И она почти виновато взглянула на него.
- Ты меня убедила, – примирительно сказал Вадим, – я отнесу ее в мастерскую.
Жертва демократии
Центр Иерусалима был перекрыт полицией. Очередная демонстрация. Впрочем, в Израиле никого не удивишь последствиями демократических реше-ний, которые, как правило, приводят к абсурду на дорогах.
Вадиму пришлось оставить машину на подъезде к Кикар-Царфатит и идти пешком. Лошадь он нес в пакете под мышкой. С трудом протискиваясь через толпу демонстрантов, он невольно двигался в потоке несущей его толпы. Сопротивляться было невозмож-но, оставалось только подчиниться стихии. Вадим никогда до этого не участвовал ни в одной демон-страции, был законопослушным гражданином своего государства, независимо от решений, которые оно принимает. Конная полиция стояла вдоль проезжей части, сдерживая демонстрантов, часть которых бы-ла очень возбуждена. И вдруг всадники двинулись на людей. Высокорослые лошади с вооруженными полицейскими пугали.
В неразберихе кто-то упал, кто-то свалил кого-то с ног. Подоспевшие пешие полицейские стали теснить людей без разбора.
Вадим не собирался убегать, он шел в мастерскую. Но кто-то толкнул его. Вадим уронил пакет с лошадью. Потом наклонился, чтобы поднять свою «драгоценность», как вдруг нечто с нечелове-ческой силой вновь ударило его в спину. Потеряв равновесие, Вадим рухнул на асфальт, сильно уда-рившись головой о бровку тротуара.
Далее все пошло, как в сюрреалистической пародии: крики, шум, полицейские сирены. Голова гудела от удара. Рука инстинктивно нащупала пакет. Превозмогая себя, Вадим открыл глаза… И они в ужасе расширились: перед ним стояло чудовище – гигантский жеребец со средневековым рыцарем в седле. Неправдоподобно огромное животное возвы-шалось над ним и, склонив морду, смотрело ему в глаза. Вадим почувствовал себя Гулливером в стране великанов – под копытом слившегося с ночью мон-стра! Глядя на гигантского жеребца, он почему-то попытался улыбнуться, а тот будто расхохотался ему в ответ, обнажив крупные с желтоватым отливом зубы… Вадим потерял сознание…
На исходе Года Лошади
Прошла неделя. Как всегда Нина ожидала очередного клиента по санридерам в садике у универ-мага. День был ясным, небо необозримо высоким, парящие облака казались белогривыми лошадками...
Нина не понимала, как можно после всего, что между ними произошло, просто взять и исчезнуть? Воспоминания захлестывали. Карие глаза, курчавые седые волосы… неожиданная смерть отца… Потом ее взгляд неожиданно устремился в сторону светофора и, увидев его красный свет, Нина вспомнила, как Вадим в первый раз подарил ей красные розы, с росинками, точно слезинками на головках. Тот аромат, не искусственный, настоящий, яркий и… шипы, тоже настоящие. Обида, как червоточина, разъедала душу.
И вдруг она услышала деревянное постукивание лошадкиных колесиков.
- Нина! – крикнула Алиса, подбежала к ней и обняла. Рядом с Алисой стоял незнакомый мужчина, как ока-залось, ее отец. Никогда прежде Нина его не видела. Она поздоровалась.
- С Алисой всегда был Вадим, так мы и подружились.
- Теперь я понял, о ком мне рассказывал Вадим. Так вот Вы какая – его роковая женщина…
- Ничего не понимаю. Он мне не звонит.
- Я думаю, что и не позвонит! Уже неделю он в больнице – по Вашей вине, милочка, поклонница ширпотреба!
- Да что Вы такое говорите?
- И как Вам пришла в голову эта абсурдная идея – подарить скульптору-медальеру, обладателю четырех международных наград, – кожаного жеребца с арабского базара?
- Причем здесь лошадь? – не понимая, куда клонит ее собеседник, с возмущением возразила Нина.
- А притом, что из-за нее он поругался с женою! По-нес эту пошлятину в мастерскую! Умудрился попасть на несанкционированную демонстрацию, которую разогнала конная полиция. Упал. Получил сотрясение мозга!
- Он жив? Где он? – закричала, как громом пораженная, Нина.
- Жив, но в больницу привезли без сознания с крепко сжатой в руках раздавленной лошадью, – с болью и иронией в голосе продолжал отец Алисы, добавив после напряженной паузы, - сейчас ему лучше.
- Слава богу, – выдохнула Нина и резко поднялась со скамейки, намереваясь бежать к Вадиму.
- Да, подождите же! Вот в этом – Вы вся, – заметил он с раздражением, - дайте же мне досказать!
- Конечно, - она рассеянно взглянула не него.
- Так вот, в полиции нам пришлось долго объяснять, что Вадим – никакой не демонстрант, а случайный прохожий. Может быть, это покажется странным, но за двадцать с лишним лет жизни в Израиле Вадим ни разу не принимал участия ни в одной манифестации.
Нина молчала, как оглушенная, ничего не слыша, не в силах вымолвить ни слова.
- Милочка, Вы вообще-то слышите меня? – с повышенной интонацией обратился к ней вновь отец Алисы, – Вы что, не понимаете, что это Вы во всем виноваты? Вы! Вы! Вы! И не смейте более напоминать ему о себе! Слышите, не смейте!
- О господи, – вздрогнув, прошептала Нина и обессилено опустилась на скамейку. Она думала о Вадиме и своей роковой причастности к тому, что произошло. Слезы душили. Она не могла перевести дыхания. В голове кружились обрывки фраз песни о лошадях, закрытых в трюме судна, поглощаемого толщей океанских вод. Сердце останавливалось… Год Лошади был на исходе…
В нашей жизни все заранее предрешено судьбою. Но влюбленный человек так устроен, что добровольно взваливает на себя вину за цепь нелепых случайностей на пути к счастью. А потом живет в тусклом мире - со своей болью, беззащитный, как самый чистый, не долетевший до земли снег.
Август 2005 – май 2006