Подмосковная Малаховка — некогда уникальное еврейское местечко с богатой еврейской историей. Отмена черты оседлости, гражданская война и жилищные трудности в Москве вызвали волну еврейского переселения в Подмосковье. Уникальное местечко образовалось в Малаховке, которую называли «неофициальной столицей Еврейского автономного района Московской области». Местечко было колоритным, с традиционным жизненным укладом. Шумел многолюдный рынок с голосящей живой птицей и еврейскими сладостями. Под музыку скрипок веселилась «Воронья слободка». Моше Табачник держал кошерную пекарню, обеспечивал хлебом и мацой не только Малаховку с Люберцами, но и Москву. Евреи владели аптекой и несколькими магазинами. Разговорным языком был идиш. Выходила национальная пресса, газета «Сим Шалом», книги на идише.
Малаховка была центром хасидизма в Подмосковье — с подпольным молельным домом, нелегальными хедерами и ешивой и с еврейским кладбищем. «Не будь хедеров, не было бы Израиля», — говорили раввины. И «лишенцы» в годы гонений на иудаизм, и еврейские беженцы с голодающей Украины — все селились в Малаховке. В конце 1920-х годов здесь три недели пробыл шестой Любавичский Ребе.
В 1932 году община всем миром построила синагогу — деревянное здание в 80 квадратных метров. Но был арестован раввин, а синагога национализирована. Евреи продолжали молиться тайно, а диаспора росла. Сразу после войны общине вернули синагогу, но в 1959 году она была сожжена и восстановлена лишь в 1970-е годы.
1919 году была организована трудовая школа-колония имени III Интернационала для беспризорных еврейских детей. В Малаховке требовались преподаватели, знающие идиш. Нарком просвещения А.В. Луначарский пригласил в школу Марка Шагала, декоратора ГОСЕТа (еврейского театра в Москве), и в местечке появился новый житель с семьей: женой Беллой и маленькой дочкой Идой. Здесь он чувствовал себя в своей стихии, как в родном Витебске, — пышноволосым пареньком, сыном грузчика рыбной лавки.
«Несчастные дети, сироты, забитые, запуганные погромами, ослепленные сверканием ножей, которыми резали их родителей, — вспоминает художник в книге “Моя жизнь”. — И вот их-то я учил живописи. Я полюбил их. Некоторые увлекались абстрактным искусством, приближаясь к Чимабуэ и витражам старинных соборов… Где вы сегодня, дорогие мои?»
Колония жила на самофинансировании, но помогали и американцы. Посол США регулярно посещал Малаховку, фотографировался с юными колонистами. На литературные вечера приезжал Лев Кассиль, а воспитанники были постоянными гостями ГОСЕТа.
Колония жила на самофинансировании, но помогали и американцы. Посол США регулярно посещал Малаховку, фотографировался с юными колонистами. На литературные вечера приезжал Лев Кассиль, а воспитанники были постоянными гостями ГОСЕТа.
Еврейские актеры и певцы регулярно выступали в Летнем театре, декорации которого были расписаны по эскизам Шагала. Сам художник ютился с семьей в маленькой комнатушке, бедствовал и два года обивал пороги Наркомпроса, пытаясь получить деньги за прежние работы. «Ни царской, ни Советской России я не нужен», — написал он в 1922 году и вскоре навсегда покинул родину.
Малаховская колония просуществовала до 1948 года. Бывшие ее воспитанники тепло вспоминали учителя рисования, который шутил с ними на идише и на русском, а о живописи рассказывал так, что заслушаешься. Но на единственном в России уцелевшем доме, в котором жил великий художник, нет даже мемориальной доски.
По страницам журнала "Алеф"