15 июня – День рождения крупнейшего израильского художника Аарона Исааковича Априля.
С 1972 года художник в Израиле, в Иерусалиме. Он – Почетный Академик Российской академии художеств.
Работы Аарона Априля находятся в Государственной Третьяковской галерее, в Московском музее современного искусства, в Художественном музее в Литве, в Иркутском художественном музее, в Карельском художественном музее, в Оренбургском художественном музее, в Якутском государственном объединенном музее, в Каракалпакском государственном музее искусств, в Удрутском республиканском художественном музее, в Херсонском художественном музее, Одесском Доме-музее имени Николая Рериха, в Музее изящных искусств в Монреале, в Художественном музее Мюнстерланда, в Музее современного искусства в Харбине, в Национальном мемориале Катастрофы и Героизма Яд ва-Шем в Иерусалиме, в Музее современного искусства в Эйлате, в Хайфском городском художественном музее и, конечно же, в частных коллекциях почитателей таланта художника.
В 2013 году в Иерусалиме вышла в свет книга – роман-хроника Галины Подольской "Диптих судеб": роман-хроника одной семьи ( 1910 – 2004 гг.), в которой графика Аарона Априля представлена как третья, но по сути - параллельная часть повести. В эту часть вошли натурные рисунки и этюды, выполненные художником в 1950-1960-е гг., запечатлевшие дух сурового реализма эпохи. Словно сами собою они выстроились в графический портрет календарного времениэпохи современника персонажей повествования.
Вниманию читателя предлагается фрагмент книги, посвященный Аарону Априлю.
Принадлежность одному миру
1. Слово и рисунок
Никогда не противопоставляю слово и рисунок.
Для меня ОНИ – естественное продолжение друг друга. И в том и в другом – линия, которая может повернуть куда угодно.
Когда в детстве я писала стихи, они были всегда с рисунками. И хотя потом линия каракулей спряталась в метафору, ощущение ее присутствия осталось.
Для меня не важно, кому принадлежит рисунок, если начало его линий я нахожу в своем тексте. Такое случается не всегда, но когда случается, я точно знаю, что они принадлежат одному миру.
Все свои книги я вначале представляю. Лежу с закрытыми глазами и вдруг... заискрится, что и как должно быть. Тогда беру карандаш и начинаю писать от руки, словно рисуя... И слово начинает облекаться в образ – совсем не обязательно в тот, о котором конкретно думала. Такова сила линии, идущей от сердца.
2. Как пришла третья часть
Третья часть этой книги пришла по-другому. Я увидела ее у художника Аарона Априля – в папке с рисунками. Увидела неожиданно, не думая о том, что она должна быть такой: просто вдруг почувствовала, что линия рисунка продолжает мое слово. Оказалось, что линии этих рисунков родились задолго до рождения моего «Диптиха», но они такие, что без перехлестов и надрыва передают дыхание и атмосферу того времени. И, как по сходням, по ним сходишь в текст, а потом выходишь…
В тот момент я поняла, что нашла еще одну грань своей книги – то, что заложено в повести – графическое видение художника. Эпоха в рисунках современника - рисунках, сделанных с натуры, - в которых трагический голос пережитого прост, как молитва мудреца.
А еще я поняла, что это графика моего образного мира, хотя и созданного рукой другого. Но я улавливаю его линию, как свою, как если бы мы оба были крыльями птицы, о тайной силе своего крыла узнаешь только тогда, когда летишь вместе. А если... чье-то из них короче... значит, обязано вырасти во время пути... Впрочем, что здесь рассуждать, если линия уже моя! Да-да, вот такой подарок судьбы. Моя жизнь вся из подарков – знакомств и дружбы с людьми моего мира, которым открыта и я, - мира, где поэтическое слово и изобразительное искусство мыслятся едиными. Это то, что открывает свет в отношениях между художественно одаренными людьми и связывает нас – разных в творчестве, ранимых, но очень сильных светоносной линией.
Мы принадлежим одному миру.
Но у этого мира есть еще и место, и жизнь, которую мы физически проживаем и которую духовно творим.
3. Дом с цветными стеклами
Свой дом с цветными стеклами не выстроишь сразу.
Мне нужно было создать свой Иерусалим как новую часть собственной эмоциональной ауры, утратившей защитную силу с момента репатриации, потому что из моей реальной жизни ушла Волга. И нужен был новый ментальный оклик как отклик во мне, новой. И еще... чтобы воспринятые впечатления впечатались в душу, как в расплавленный воск. И чтобы это новое нервно-мозговое ощущение стало двигателем познания и творчества.
Все началось с привычных прогулок вокруг дома, в котором живу. Потом - дальше – к месту, откуда Старый город открывается, как на ладошке: Таелет Армон а-Нацив (то есть дворец наместника) – отменная смотровая площадка неподалеку от стрельчатых ворот в здание ООН и клумбы с двумя старыми оливами и бархатцами с ревнивой желтизною. Каждый раз, проходя мимо, я мечтаю, что когда-нибудь там будет-таки стоять памятник Марку Шагалу. Вот тогда моя прогулка эмоционально будет еще более убедительной, потому что Иерусалим, который я мысленно воздвигаю, давно не совпадает с картой традиционного туристского маршрута, но уже пролегает через мое сердце.
Люблю улицы светских районов старого Иерусалима – Мошава Германит и района Баки. Здесь еще есть европейские постройки Х1Х века и арабские дома, маленькие площади, тупички и переулочки, сохранившие память о цивилиции тех, кто выстраивал свой Иерусалим как дом своего детства, но в котором я ищу дороги к себе. Люблю просто ходить по улицам с именами колен Израилевых, в самом звучании которых – многомерность души другого по ментальности места, истории Иудеи и Эрец-Исраэль, где нет моих воспоминаний, переживаний и обид. И чем больше я хожу, тем больше земля под моими ногами становится моею. Я чувствую это подошвами ступней - через плоть тротуара.
Один из моих маршрутов - улица Иегуды – по имени колена, из которого вышел царь Давид, основавший Иерусалим как столицу нации.
Есть на этой улице старый арабский дом с современным витражом ( 3.5 на 4 м), который виден отовсюду. В солнечный день каждое стеклышко этой переливающейся "Песни песней" сияет драгоценным камнем. Свинцовые перегородки между цветами радуги поблескивают, как оправы из серебра. И льется гимн Соломона: "Да лобзает он меня лобзаньем уст своих! Ибо ласки твои лучше вина..." Красный, охристый, лиловый, белый, бирюзовый, берилловый и еще много-много цветов... Их языки врываются в формы друг в друга и застывают в эротике царственного стекла. Невозможно смотреть и не видеть, как и в наш век красота все еще спасает мир.
В этом особняке с витражом, с кустами чайных роз во дворе – белых, фиолетовых, алых, - с каменными львами у калитки, мистическими птицами на воротах, серебристо-сероватой сурикатой, стоящей на хвосте, как живой столбик, изящной серной со стройной шеей, сонным медведем, рассевшимся на одной из лестничных ступенек, ведущих на веранду, насмешливой обезьяной, взобравшейся на портал дома, живет художник Аарон Априль – автор витража и услаждающих глаз парковых скульптур.
Не один год мой путь пролегал мимо этого места. И вот однажды обитатель этого сказочного дома сам позвонил мне и пригласил в гости. А случилось это так. Художник прочитал "Диптих судеб" в журнале "22", который ему подарил витражист Леонид Крицун, помогавший воплотить в стекле эскиз "Песни песней". Так я и пришла в этот дом с цветными стеклами и ошеломляющими картинами.
4. Априль и апрель
Если то, о чем пишет писатель, читающий воспринимает, как свое, и сопереживает твоим героям, тратя на них собственную жизнь, значит, что-то читателя задело. Ну, а если потом мы становимся друзьями и желаем вместе работать – для меня это означает, что получилось настоящее.
Аарон Исаакович Априль родился в 1932 году в Литве в городе Вилкавишкис. Его детство прошло в поместье Шяудинишкяй неподалеку от железнодорожной станции Кибартай – в прошлом местечка Кибарты, где прошли детство, отрочество, юность И. Левитана. Убеждения и идеалы поколения семьи будущего художника сложились в 1920-е годы. И это не приминуло сказаться в их жизни. В 1941 семья была депортирована в Сибирь. Сначала в Алтайский край, затем на поселение за Полярный круг. Поселок Кресты, село Казачье на берегах Яны, несущей с Верхоянского хребта воды Сартанга и Дулгалах к морю Лаптевых. Впечатления от суровой красоты северного края и аттестат зрелости юноша получил уже в Якутске. Затем – Московское художественное училище памяти 1905 года. И вновь мировоззренческая неразбериха в стране: чистка Москвы в канун дела врачей – времена, вновь искорежившие судьбы многих. Аарон Априль, учащийся художественного училища, был депортирован снова в столицу алмазов и своего аттестата зрелости. Здесь, в Якутске он окончил художественное училище, прихватив заочно истфак Якутского пединститута.
К счастью, политические морозы сменила хрущевская оттепель, звенящая апрельской капелью в фамилии художника – Априль..
В 1960 году Аарон Априль успешно завершает Московский государственный художественный институт имени В. И. Сурикова, участвует в московских, республиканских, всесоюзных и зарубежных выставках. Художник много работает над пейзажами, монументальными многофигурными композициями. Затем – художественные мастерские в Академии художеств. И дружба на всю жизнь - с Дмитрием Жилинским.
«Апрель в политике» - вне всяких сомнений - предопределил становление и развитие Априля-художника с его весенним восприятием цвета и тем типом раскрепощенного мазка, по которому узнаешь художника эпохи оттепели.
И все-таки... 1971 год. Художник обращается к правительству СССР за разрешением на выезд из страны... Скрытая оппозиция ко всему тому, что может случиться в России? Просто своя жизнь, в которой хочется чувствовать себя хозяином и личностно состояться во всем.
С 1972 года – Аарон Априль в Израиле. С 1973 по 1983 гг. преподает рисунок и живопись в Хайском университете, Иерусалимском Доме художника, в Академии искусств "Бецалель". С 1975 по 1976 гг. возглавляет Ассоциацию художников и скульпторов Иерусалима. С 1986 по 1998 – сотрудничает в галереей Cite Internationale des Art в Париже, проживая и работая в этом своеобразном Доме художника от года до нескольких месяцев. С 1987 по 2005 гг. его жизнь связана с деревней художников Са-Нур – одним из самых живописных мест в Северной Самарии. С 1991 по 1999 гг. – он председатель Са-Нура. В течение этого времени для русскоязычных художников в Са-Нуре было создано 28 мастерских и выставочный зал-галерея. Это и есть утверждение делом места русскоязычного художника в Израиле.
Сегодня Аарон Априль – Почетный Академик Российской академии художеств. Его работы находятся в Государственной Третьяковской галерее, в Московском музее современного искусства, в Художественном музее в Литве, в Иркутском художественном музее, в Карельском художественном музее, в Оренбургском художественном музее, в Якутском государственном объединенном музее, в Каракалпакском государственном музее искусств, в Удрутском республиканском художественном музее, в Херсонском художественном музее, Одесском Доме-музее имени Николая Рериха, а кроме того, - в Музее изящных искусств в Монреале, в Художественном музее Мюнстерланда, в Музее современного искусства в Харбине и, конечно же, - в коллекциях Израиля – в Иерусалиме – в Национальном мемориале Катастрофы и Героизма Яд ва-Шем, в Эйлате – в Музее современного искусства, в Хайфском городском художественном музее.
5. Линии без лжи
Эпоха в рисунках современника
Третья часть моего "Диптиха" - графика Аарона Априля – это работы, созданные им в студенческие годы: пейзажи, жанровые и тематические композиции, этюды с натуры, портреты. Это пленэрные работы с графическими решениями, близкими стилистике "сурового стиля" с характерной чёткостью силуэта, обобщённым рисунком. Железнодорожная станция, вагоны, колодец, река, паром, деревянный мосточек с набитыми поперек брусками... Многофигурные композиции. Тяжелый физический труд, беспросветный и будничный, с медалями "За победу над Германией в Великой Отечественной войне" или "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", а больше без медалей, потому что поколению живущих предписана такая жизнь. Вот такая графика в стилистике шестидесятников. Непридуманно-просто. С самообладанием. Линия - без лжи. Линия - как исповедь, но с укоротом сокровенного. Сдержанность. Ощущение неотвратимости конца и – вопреки ему - воздух в пространстве белого листа. Взгляд современника своей эпохи...
Какое же это счастье, встретиться в рисунках с теми, кого мысленно выносил и взрастил в своем тексте...
Я знаю своих героев в лицо.
Я помню фотографии своих бабушки и деда, когда они были молодыми.
И вот они – сходни к моим героям - сходни линий, в которых тепло руки и трепет сердца.
Так "Диптих" стал триптихом, третья часть которого принадлежит художнику – свидетелю, очевидцу и участнику календарного времени героев романа.